Глава 20
Утренняя почта не принесла Монтеню ответа от Колдуэллов на его приглашение. Оставалось похищение. Он заехал к архиепископу Кентерберийскому и запасся специальным разрешением, дабы жениться без предварительного оглашения в церкви имен вступающих в брак.
На Беркли-сквер Сесилия все утро проспорила с Мэг и Фейрли. Те сочли личным оскорблением ее отъезд в то самое время, когда она стала объектом повышенного интереса со стороны высшего света. Поскольку Фейрли уже снял с руки перевязь, им требовалось что-то новенькое, чтоб поразить общество.
Сесилия надеялась, что неопределенное слово «день», произнесенное Монтенем, означает ровно двенадцать пополудни. Но к часу она поняла, что это вовсе не так. К двум она сильно расстроилась из-за задержки, но села пообедать с Мэг, поскольку Монтень, очевидно, обедал где-то в другом месте, а Сесилии не хотелось ехать на пустой желудок. Сразу после обеда Фейрли уехал в свой клуб. За окном закружилось несколько снежинок, но их было явно недостаточно, чтобы сделать путешествие невозможным, хотя свинцовое небо хорошей погоды в ближайшем будущем не предвещало.
Наконец, в три часа, специальный экипаж для дальних поездок, запряженный лучшей четверкой лошадей Монтеня, прибыл.
— Прошу прощения за опоздание. Пришлось задержаться, но несколько светлых часов у нас в запасе имеется.
Сесилия заметила, что он пребывал в удивительно хорошем настроении для джентльмена, делавшего вид, будто бы не хочет, чтоб она уезжала. В это время года стемнеть должно было в течение часа. Итак, он был рад избавиться от нее, и кто станет его осуждать?
— Нам лучше поскорее выехать, ежели желаем добраться до дома раньше, чем разразится буря, — раздраженно проворчала она.
Мэг, до того фыркающая с досады, расплакалась и обещала писать. Последовали прощальные объятия, и затем экипаж-таки тронулся в путь.
Монтень из предосторожности выехал из Лондона тем же путем, каким они туда приехали, дабы Сесилия ничего не заподозрила. Она печально наблюдала в окно, как великолепный Вест-Энд постепенно сменяется заурядными городскими окраинами. Экипаж свернул на север, а она этого не заметила, поскольку, желая избежать беседы, прикинулась уставшей и сидела с закрытыми глазами, притворяясь спящей. Монтень позволил ей отдыхать, радуясь, что она не понимает, по какой дороге они едут.
Примерно час спустя они остановились на таможенной заставе, и Сесилия, устав делать вид, будто спит, открыла глаза.
— Что-то я не помню эту заставу, — сказала она, выглядывая в окно.
— Они все выглядят одинаково. Снег стал гуще, — добавил он, пытаясь отвлечь ее.
Бросив взгляд в окно, она увидела, что редкие снежинки действительно превратились в настоящий снегопад. Ее охватила тревога.
— Что, если нам придется остановиться прежде, чем мы доедем до дома? Ночью, я имею в виду, в гостинице или вроде того.
— В таком случае вам придется выйти за меня замуж, — рассмеялся он.
— Это вовсе не смешно, Монтень! — нахмурилась она. — Как раз подобную ситуацию и подразумевали те сестры Маккардл. Я за вас не выйду, и мне все равно, даже если мы проведем всю зиму вдвоем в заброшенном доме.
— Вы решили загубить мне репутацию? — спросил он, все еще шутя, но с оттенком беспокойства.
— Видимо, нам следует вернуться, — с сомнением предложила она. — Мы отъехали не так уж далеко.
— Кучер нас довезет, — твердо заявил Монтень.
Его ответ убедил Сесилию, что он был счастлив увезти ее из города, из-под своей опеки.
Падающий снег затруднял обзор окрестностей, а экипаж тем временем продолжал свой путь на север. Вскоре солнце село, и мир за окнами окончательно погрузился во мрак. Когда они оказались на перепутье, кучер остановил экипаж и вышел, дабы прочесть надпись на дорожном указателе.
Интересуясь, как далеко они продвинулись, Сесилия сказала:
— Я хочу выйти.
— Лучше не стоит. На вас неподходящие туфли.
— Снега еще не так много.
Она сама открыла дверь и спрыгнула на землю. Монтень последовал за ней, готовя оправдания на случай, ежели указатель его выдаст, что тот и сделал.
Ветер рвал плащ Сесилии, будто бы норовя стащить его. Кружащиеся в воздухе снежинки путались у нее в волосах. Там, где свет от фонаря кучера ловил их, они искрились и вспыхивали. Ветер то там, то тут собрал снег холмиками, создав белые пятна в окружающей их темноте. Сесилия всмотрелась в надпись на указателе.
— Здесь говорится, что до Сент-Олбанса десять миль! — воскликнула она. — Мы едем не туда! Это дорога на север!
— Там впереди имеется поворот на запад, — пояснил Монтень, подмигивая кучеру поверх ее головы. — Харельсон, ты ведь знаешь короткий путь?
— Не боись, ваша светлость. Доставлю, куда желаете.
Экипаж действительно скоро сделал поворот. Потеряв ориентацию в незнакомом месте, Сесилия предположила, что они направляются на запад. Но вскоре другой поворот вернул их обратно на северное направление. Так они проехали еще час. Снег то валил стеной, то затихал. Во время одного из затиший они достигли Чешема. Достаточно большая табличка с надписью «Чешем» хорошо читалась из кареты, а вот для того, чтоб прочесть внизу более мелкими буквами указатель на «Грейт-Норт-Роуд», Сесилии пришлось опустить окно.
Она повернулась и уставилась на Монтеня, который тоже рассматривал дорожный знак. На его лице не читалось ни капли беспокойства, только явное удовлетворение.
— Монтень! Неужели вы меня похитили?! — потрясенно спросила она и расхохоталась, закрыв лицо руками и прямо-таки давясь от смеха.
Чего-чего, а смеха Монтень никак не ожидал, потому легко принял его за слезы.
— Сесилия, я могу объяснить!
— Нет, нет! — выдавила она, дрожа от усилий скрыть переполнявшую ее радость.
Монтень пересел на противоположное сиденье, к ней поближе, и взял ее руки в свои.
— Как еще я мог убедить вас, что хочу на вас жениться? — спросил он.
— В Гретна-Грин? — сдавленным шепотом спросила она.
— Ежели вам такая мысль не по нраву, мы можем вернуться в Лондон к полуночи. Никто не узнает. Я ничего не говорил Мэг. Не плачьте, моя дорогая. С моей стороны это было глупостью.
Его руки, такие теплые и ласковые, держали ее ладошки в темноте кареты. Поняв, что она не отодвинулась, он снял с нее шляпку и принялся с любовью гладить по волосам, осыпая тихими ласковыми словами:
— Думаю, я влюбился в вас в тот самый момент, когда вы решительно осудили мой «Хаос». А, может, это случилось, когда вы строили глазки этому старому слизняку Грэшему, притворявшемуся, будто бы он вовсе не презирает мой роман. Вы были бы счастливы в Лондоне, любимая. Я могу сделать вас счастливой.
Сесилия ничего не ответила, а лишь прильнула к его плечу, пытаясь осознать, что все это происходит на самом деле, и что Монтень действительно ее любит. Он приподнял ее лицо, пытаясь рассмотреть его выражение, и увидел у нее в глазах смех. Она закусила нижнюю губку, дабы задушить рвущееся наружу веселье. Тут он почувствовал, будто бы в живот его пнул мул. Она на него вовсе не сердилась, а всего-навсего смеялась над его нелепой попыткой изобразить из себя романтика. Застыв от неловкости, он произнес:
— Вижу, вас забавляет моя глупость. Я тотчас же прикажу кучеру отвезти нас на Беркли-сквер.
— О, Монти! Как же это божественно романтично! Я все никак не могла понять, как вам удалось написать «Хаос», но теперь вижу, что под вашим деловым фасадом скрывается неисправимый романтик, вы так забавны. Похищение, Гретна-Грин и свадьба на наковальне! Да это достойно Равенкрофта! Вы и правда меня любите, ежели…
Его губы приникли к ней в страстном поцелуе, оборвав эти излияния на полуслове. Его сильные руки нежно гладили ее щеки и волосы. Они легко теплым прикосновением прошлись по ее шее, словно только так он мог подтвердить, что она тут, и она счастлива.
Его нежность заставила ее почувствовать себя любимой и желанной, при этом Сесилия понимала, что страсть его не несет никакой угрозы. Когда она искренне ответила на его прикосновения, Монтень обнял ее так, что у нее перехватило дыхание. Она застенчиво обвила его шею руками и притянула к себе. То, как его жесткие волосы скользили меж ее пальцев, казалось чем-то странно сокровенным. Трепетное волнение, охватившее Сесилию, проникло в самые потаенные уголки ее души. Поцелуй углубился, и она почувствовала, как ее заливает расплавленное тепло. Оно разрослось до ноющей, первобытной страсти, готовой поглотить ее своим пламенем.
Позже, когда Монтень ослабил свои объятия, он вгляделся в ее запрокинутое к нему лицо и увидел в нем истинное восхищение. Это был старый как мир взгляд, и все же столь же новый и волнующий, как их любовь. Взгляд, который останется в его памяти навсегда.
Голосом, грубым от охватившего его душевного волнения, он произнес:
— Разумеется, я вас люблю, милая вы моя дурочка. Разве вчера вечером я вам об этом не говорил?
— Ясно, что после малоприятных слов тех малоприятных дам вы должны были притвориться, будто бы любите меня.
— Мне не было нужды притворяться, — твердо заявил он и еще раз поцеловал ее за такую глупость.
— Вы не должны ставить крест на своей карьере этой свадьбой с побегом… хотя мысль прекрасна, — блаженно вздохнула она.
— Мы все еще можем его совершить! Дайте только знак!
— Нет, давайте насладимся чуть более долгим ожиданием. И потом папа, вы же знаете...
— Да, вы безусловно правы.
Поскольку экипаж уже тронулся в путь, Монтень открыл окно и крикнул:
— Харельсон, назад, в город. Мы передумали.
— Как вам будет угодно, ваша светлость.
Монтень закрыл окно и вновь повернулся к Сесилии.
— Ну, так на чем мы остановились? — спросил он тихим грудным голосом и притянул ее к себе, дабы продолжить прерванные ласки.
Обратный путь, казалось, они проделали куда быстрее, чем ехали на север. К тому времени, как они достигли Беркли-сквер, дорогу практически замело снегом. Чета Фейрли отсутствовала, но в рабочих помещениях все еще горел свет. Дверь открыл Коддл. Допроса он не учинил, но поднятая бровь выдавала его любопытство.
— Я вез мисс Сесилию домой, однако дорогой мы решили, что добраться до бури не успеем, потому возвращаю ее обратно, — сказал Монтень.
— Очень мудрое решение, ежели мне будет позволено высказаться, милорд.
— Мэг с Фейрли отсутствуют?
Коддл кивнул.
— Думаю, сегодня они вернутся рано, снегопад усиливается. Подать вам чай, мисс Сесилия, или, может, что-нибудь перекусить?
— Было бы прекрасно, Коддл. Спасибо.
Они вошли в гостиную. Монтень взял кочергу и помешал в камине угли. В воздух взметнулся сноп искр, и вскоре в камине запылал огонь. Прежде чем он уедет, им следовало многое обсудить. Он признался, что написал мистеру Колдуэллу, прося у него руки Сесилии и приглашая его в Лондон на пантомиму.
— Почему же вы мне не сказали, Монти?
— Я же романтически настроенный безумец. Мне хотелось, чтоб все было безупречно, и чтоб ваши батюшка с Энн были здесь.
— Все безупречно, — сказала она, сжимая его руку. — Теперь-то папа непременно приедет. Моя пьеска вряд ли сдвинула бы его с места, но брак с лордом Монтенем!.. Это куда более внушительное достижение. — Она лукаво ему улыбнулась и добавила: — В глазах папа, я хотела сказать.
— Негодница! — с нежностью отозвался он.
* * *
Даже дикие мустанги не удержали бы мистера Колдуэлла на месте после того, как он прочел волшебные слова: «Я хочу просить руки вашей младшей дочери. Думаю, вы в курсе моего материального положения». Письмо продолжалось и на другой странице, описывая детали их с Энн визита в Лондон.
Трудно сказать, кто из них, Энн или мистер Колдуэлл, был счастливее, получив такое известие. Письмо мистера Колдуэлла с отцовским благословением было спешно отправлено и прибыло по назначению на следующее утро после прерванного полета в Гретна-Грин. А уже на следующий день мистер Колдуэлл с Энн и сами приехали в Лондон. Как только семья Сесилии устроилась на Гросвенор-сквер, в роскошном особняке Монтеня, ей разрешили к ним присоединиться. Она была чрезвычайно довольна тем, как ее жених обращается с ними: он был добр и внимателен, без малейшей снисходительности.
Неделю Монтень с Сесилией показывали им Лондон. Гости явились отличным поводом вновь вернуться к «Королю Лиру» и наконец-то насладиться актерской игрой.
Было условлено, что свадьба состоится дома в середине января.
— Я должна приобрести приданое, — заметила Сесилия, когда Монтень попытался воспользоваться специальным разрешением.
— Оглашение имен займет три недели! — воскликнул тот, словно это было три года.
— Папа уже договорился с викарием, еще до отъезда из Вязов. Так что никуда не деться, милорд.
— Я счастлив, что вы это понимаете, мисс.
Лорд Монтень купил своей невесте в качестве подарка на помолвку плащ на соболиной подкладке. А на деньги, полученные за «Джорджиану», Сесилия купила немногим менее великолепное меховое одеяние для Энн. Так что, сидя в ложе первого яруса на премьере рождественской пантомимы, обе леди выглядели столь же прекрасно, как новенькие десятипенсовики. Мистер Колдуэлл не мог бы быть более счастлив, даже выходи Сесилия замуж за самого принца.
Чета Фейрли сидела на другой паре мест. Герцог и герцогиня Морланды удалились в Гастингс, так что Энн не смогла воочию увидеть живой прообраз Эуджении, о котором так много слышала. Зато она не только увидела мистера Уизерспуна, но и нашла его настолько привлекательным, что побудила Монтеня включить его в число сопровождавших во время некоторых их выездов из дома. Высший свет не мог оставаться по отношению к Сесилии слишком суровым, раз уж ее дерзкое поведение привело к столь превосходному результату, как поимка лорда. Сестры Маккардл оказались всего лишь парой голосов, вопиющих в пустыне.
Коротенькая пантомима была встречена бурей аплодисментов. Публика неизменно смеялась во всех тех местах, где и полагалось, и громко хлопала по ее завершении. Но самое острое ощущение Сесилия испытала, увидев на афише и в программке слова «РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ПАНТОМИМА мисс СЕСИЛИИ КОЛДУЭЛЛ». Программка была спрятана подальше, вместе с другими памятными сувенирами.
Желая отблагодарить Монтеня за щедрость, Колдуэлл пригласил его провести Рождество в Вязах. Они прибыли туда вечером двадцать четвертого. Дом благоухал ароматом еловых веток, гирлянды из которых украшали дверные проемы, перила и каминную полку. Потрескивающий в камине огонь дарил желанные тепло и свет большой парадной гостиной. Повариха, к приезду хозяев, позаботилась о кувшине глинтвейна, повесив его на крючок возле камина.
Энн, едва сняв шляпку и меховой плащ, поспешила прочь, переговорить с поварихой. Мистер Колдуэлл послал за управляющим, дабы немедленно узнать, как тут справлялись в его отсутствие. Сесилия осталась в гостиной наедине с Монтенем. Она подошла к окну и принялась рассматривать зимний пейзаж, раскинувшийся перед ее взором. Ветви высокой ели перед окном склонились под тяжестью снега, но ночь стояла ясная. На черном бархате неба мерцали бесчисленные искорки звезд.
Монтень подошел, дабы взглянуть в окно через плечо Сесилии. Он обхватил ее за талию и привлек к себе.
— Прекрасная ночь, — прошептал он. — В Сочельник я всегда ищу Вифлеемскую звезду.
— Я представляю себе, что это Полярная звезда, — ответила она, ища ее, после чего обернулась: — Представляешь, Монти, всего месяц назад ты приехал сюда и попросил, чтоб я сделала вид, будто бы написала «И вернется хаос». И какой месяц! Я побывала в Лондоне, встретилась с интереснейшими людьми, продала свой роман и написала пантомиму. Да если бы когда-нибудь я описала все это в книге, все бы сказали, будто это выдумки. И вдобавок ко всему… Почему ты так смотришь? — спросила она, заметив, как он притворно нахмурился.
— Все, что ты изложила, просто история успеха, а твоя волшебная сказка должна бы описывать прекрасного принца и свадьбу.
Медленная улыбка приподняла уголки губ Сесилии и смягчила любовью ее взгляд.
— Я собиралась сказать и об этом! Лучшее я приберегла напоследок.
— Я правда лучшее? Кто сказал «сравнения не всегда уместны»?
— Миссис Малапроп? — Когда он разочарованно покачал головой, она добавила: — Эуджения ответила бы куда лучше, но я не Эуджения.
— Нет, ты не Эуджения. И я благодарен за то Богу, — ответил Монтень, обнимая ее.
Поверх его плеча Сесилия разглядела Полярную звезду.
— Вот! Вот она — Рождественская звезда! — воскликнула она.
Монтень взглянул туда лишь мельком. Его Рождественская звезда была здесь, в его объятиях.
понимаю что прошу невозможного Who Slays the Wicked (Sebastian St. Cyr #14) by C.S. Harris вышла только 4 апреля но я верю в ваше волшебство 
